В тот же день аптекарь Бамболи любезно помог своему новому соседу
достать несколько крыс и морских свинок по очень сходной цене. До поздней
ночи Попф провозился, устраивая в чулане рядом с кухней лабораторию.
Озабоченно мурлыча себе под нос какую-то модную песенку и, кстати сказать,
безбожно перевирая ее, он с грохотом передвигал столы, заколачивал гвозди в
дощатую перегородку и был так доволен, что даже не заметил, что за весь
день в двери его дома не постучался ни один пациент. Впрочем, в этом не
увидел бы ничего тревожного даже самый мнительный врач. Ведь не все еще
знали в Бакбуке, что в городе обосновался новый доктор. А если и знали, то
ожидали, чтобы кто-нибудь другой пригласил его первый, а уж потом
посмотрим, стоит ли пользоваться его услугами.
Доктор Попф прекрасно понимал это, нисколько не беспокоился и в
ожидании будущих пациентов с головой окунулся в работу, ради которой он,
собственно, и поехал в эту дыру.
Тут наступает время несколько дополнить сообщение, сделанное им о себе
аптекарю Бамболи. "Кое-какая исследовательская работа", о которой доктор
Попф не только из скромности, но также из осторожности сообщил своему
любопытному соседу лишь вскользь, в действительности заслуживала куда более
обстоятельного освещения. К сожалению, весьма серьезные основания не
позволяют нам даже сейчас, когда прошел уже достаточно большой срок со
времени описываемых здесь событий, посвятить наших читателей в суть и
характер опытов, путем которых доктор Попф - молодой врач и биолог - шел
к разрешению и наконец разрешил одну из величайших проблем биологии -
проблему искусственного форсирования роста животных организмов.
Единственное, что мы считаем возможным сказать по поводу работы
Попфа, - это то, что он стремился путем соответствующей химической
обработки гипофиза и щитовидной железы создать комплексный препарат, во
много раз ускоряющий процесс роста животного организма до размеров
нормальной взрослой особи. Ему уже удалось найти химические возбудители,
воздействующие на собственно гипофиз молодых организмов. И сейчас он бился
над эффектом антигормонального действия, над тем, чтобы на определенном,
заранее заданном этапе, прекращалась бурная работа этого крохотного,
размером с фасоль, мозгового придатка.
Сказать по правде, доктор Попф был в глубине души даже рад, что никто
не отрывает его от лаборатории. Кое-какие деньги он привез с собой, их
вполне хватило бы месяца на полтора-два спокойной жизни. Но он все же начал
беспокоиться, когда шесть дней подряд ни один пациент не постучался в двери
его дома: этак немудрено было проесть все свои сбережения.
Очевидно, без рекламы не обойтись.
Но утром того самого дня, когда Попф собрался сходить в редакцию
местной газеты, чтобы сдать объявление, сказались первые результаты
рекламы, которую создала для него благодарная вдова Гарго. Она рассказала
всем своим многочисленным знакомым и клиентам, какой замечательный этот
новый приезжий доктор и как ее Игнац поправляется не по дням, а по часам
без всяких рецептов. А раньше она зря истратила уйму денег на докторов и
самые дорогие лекарства. Вдова Гарго, правда, далеко не всем рассказала,
что доктор Попф отказался от денег, а взял в качестве гонорара обыкновенную
крысу. Она умолчала об этом, потому что ей было совестно подчеркивать свою
бедность. Слава богу, она работает и сама зарабатывает на жизнь для себя и
Игнаца. Она рассказала о крысе только нескольким наиболее близким знакомым
и под строжайшим секретом. Вследствие этого история с небывалым гонораром
нового доктора стала известной всему городу не сразу, а только к концу
недели. И тогда в небольшую темноватую приемную доктора Попфа хлынул поток
посетителей.
Это были люди, которым не под силу тратиться на дорогих докторов и
разорительные рецепты. Стоило только Попфу посмотреть на их одежду, на
скромную, а иногда и просто нищенскую обстановку их жилищ - и он
соглашался принять от них любой гонорар. Справедливости ради заметим, что
никто из пациентов Попфа не прибеднялся, не пытался уплатить этому
странному доктору меньше, чем мог. Но почти никто не мог уплатить больше
кентавра, в то время как обычно врачам в Бакбуке платили за визит не меньше
трех кентавров. Нисколько не стесняясь, больные просили прописать им самое
дешевое из лекарств, и Попф иногда бывал вынужден тратить немало времени,
придумывая дешевый и в то же время эффективный рецепт.
Конечно, попадались и более зажиточные пациенты, но те обычно считали
ниже их достоинства дожидаться своей очереди среди "простонародья",
заполнявшего приемную Попфа. Слава богу, они достаточно богаты, чтобы
посетить, а в крайнем случае и пригласить на дом более дорогого врача. И
они покидали приемную, презрительно поджав губы.
Но дела Попфа, несмотря на нищенские гонорары, шли совсем неплохо. От
пациентов не было отбою. Их было так много, что в некоторые дни ему
удавалось запереться в лаборатории только поздно вечером, и тогда он
выходил из нее ранним утром, чтобы, наспех перекусив, соснуть часок-другой
и снова заняться больными. Он зарабатывал уже столько, что мог, не стесняя
себя в средствах, изредка посылать своему безработному брату сотню
кентавров, о чем ни он, ни брат не могли раньше и мечтать.
Прошло не более месяца со дня прибытия супругов Попф в Бакбук, когда
они получили приглашение почтить своим присутствием годичный обед общества
бакбукских врачей, который устраивался в этом году значительно раньше
обычного.
Ни Попф, ни его жена, разумеется, не подозревали об истинных целях
этого приглашения. Береника, скучавшая, как на необитаемом острове,
повеселела и без конца советовалась с мужем, какое платье ей надеть, когда
они пойдут на этот обед, и какие туфли, и какую ей сделать прическу. Со
своей стороны, Попф собирался после обеда, когда все будут
благодушествовать за сигарами и кофе, показать несколько карточных фокусов.
И он действительно поразил всех присутствующих на обеде своими
карточными фокусами, и ему так долго и так дружно аплодировали, что Попф
распалился и с подъемом спел им несколько студенческих песен. Береника была
на седьмом небе от гордости за своего мужа: он явно становился душой
общества.
А потом, когда начались танцы и счастливая Береника закружилась в
вальсе с молодым сыном почтенного доктора Лойза, доктор Лойз пригласил
"коллегу Попфа" в соседнюю комнату для серьезного и не терпящего
отлагательства разговора.
Попф пытался оттянуть деловой разговор, потому что ему хотелось
потанцевать и, кроме того, он еще заготовил кое-какие веселые сюрпризы для
участников обеда. Все же ему пришлось уступить вежливому, но очень
настойчивому приглашению доктора Лойза.
Это был худощавый старик с лицом до такой степени сморщенным, что оно
напоминало скорлупу грецкого ореха. За сорок с лишним лет своей врачебной
практики он научился неплохо разбираться в людях, стал признанным
авторитетом во всех конфликтах, время от времени возникавших между местными
эскулапами, и как-то само собой подразумевалось, что именно он должен брать
на себя бремя разговоров, подобных сегодняшнему.
Они уселись с Попфом на маленьком диванчике, и доктор Лойз не спеша
приступил к выполнению возложенного на него щекотливого поручения.
Первым делом он высказал искреннее восхищение быстрым излечением сына
этой - как ее? - вдовы Гарго и честно признал, что лично он считал
положение мальчика безнадежным. Потом он выразил такое же восхищение по
поводу похвального бескорыстия доктора Попфа, который отказался от денег,
предложенных ему упомянутой вдовой. Этот поступок, сказал доктор Лойз,
подлинно христианский и способен украсить репутацию любого врача, но, -
многозначительно добавил он, - к сожалению, христианские поступки, как
правило, очень нерентабельны. Увы, врач, обремененный семьей, при всем
своем желании, лишен возможности систематически выполнять обеты
бескорыстия, если он только не хочет вместе с семьей очутиться на улице. А
потому он уполномочен всеми остальными врачами города Бакбука попросить
уважаемого доктора Попфа серьезно подумать, в какое затруднительное, чтобы
не сказать - тяжелое, положение он ставит всех своих коллег, необдуманно
сбивая ставки врачебного гонорара. Конечно, к уважаемому коллеге не
обращаются богатые и даже просто зажиточные люди, но он должен помнить, что
бедняков больше и болеют они чаще.
- Но ведь мои пациенты платят столько, сколько они в состоянии! -
наивно воскликнул доктор Попф, который меньше всего мог предположить, что с
ним будут говорить о таких скучных вещах.
Тогда доктор Лойз стал терпеливо объяснять ему, что он еще очень юн,
не знает людей, и что все его пациенты находят ведь деньги на лекарства.
Пускай же они попыхтят и найдут несчастных три кентавра, чтобы уплатить
доктору за визит. Находили же они, черт возьми, до приезда доктора Попфа
эти трехкентавровые бумажки! И, если уж на то пошло, эта - как ее? -
вдова Гарго никогда не осмелилась бы предложить ему, доктору Лойзу, меньше
трех кентавров, даже если бы ей пришлось для этого целый месяц экономить на
хлебе! Все дело в том, как себя поставить перед пациентом, который ведь
ждет только повода, чтобы уплатить поменьше и выжать из врача побольше
всяких рецептов и советов.
Доктор Попф сидел мрачный, барабанил пальцами по столу и размышлял про
себя: какой же, собственно, мерзавец этот добренький старый доктор, похожий
на высохшего и побритого Деда-Мороза!
Потом ему надоело слушать, и он спросил, как же поступать с теми
пациентами, которым негде достать денег на лечение. Доктор Лойз объяснил,
что нигде не сказано, что все больные должны обязательно лечиться, что
развелось чересчур много бедняков и было бы куда лучше, если бы они
повымерли, а не мучились всю жизнь в поисках куска хлеба. Тем более, что
это как правило, люди неполноценные и не приспособленные к жизни, и
обществу от них нет никакой пользы. Более того, из их рядов как раз и
выходят всякие бунтовщики, коммунистические агитаторы и забастовщики.
Тогда доктор Попф окончательно рассердился и заявил, что, может быть,
действительно, среди его пациентов имеются и агитаторы и забастовщики, но
ему на это наплевать, потому что он не сыщик, а врач, и он никогда не
позволит себе драть с больных последнюю шкуру, будь они даже трижды
коммунисты.
Доктор Лойз поморщился и сказал, что ему очень грустно слышать такие
легкомысленные слова и что он бы на месте уважаемого коллеги тридцать раз
подумал, прежде чем пойти против интересов своей корпорации.
А доктор Попф крикнул ему в ответ какую-то дерзость.
Словом, обед был безнадежно испорчен. Вскоре все разошлись. Решено
было с Попфами не встречаться, у себя их не принимать, к ним не ходить.
Пускай попробуют пожить в одиночестве. Авось образумятся. А не
образумятся - черт с ними!
ДАЛЕЕ
|