Главная » Файлы » ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ УЗЕЛКИ НА ПАМЯТЬ » Леонид Габышев Одлян, или Воздух свободы |
04.01.2013, 08:43 | |
В КПЗ их посадили в разные камеры. Глаз попал к знакомым по прошлым этапам. От них он узнал, что сын начальника управления внутренних дел за изнасилование попал в тюрьму. Роберт сидел через стенку. Вечером дежурный по КПЗ сказал: завтра им на суд. Перед сном Глаз побрызгал на брюки воды, расстелил их на нары, положил на них пальто и лег спать. Утром вытащил их из-под себя — брюки кое-где морщились, но стрелки делали вид. После завтрака Глаз закурил и стал ждать, когда крикнут на выход. Вот и голос дежурного. – Ну, сколько тебе дадут, — спросили мужики, — как думаешь? Глаз окинул камеру взглядом, явно не желая отвечать, знал — влепят чуть не на всю катушку. Он посмотрел на стены, дверь, потолок, остановил взгляд на стене. Там то ли кровью, то ли краской жирно выведена восьмерка. Он указал на нее: – Вот сколько. В «воронке» Глаз сказал Роберту: – Кражу старозаимской школы Гена берет на себя. Роберт шепнул Гене: – В сто сорок шестой я признался. Возьми только на себя удар палкой. Тебе все равно меньше дадут. Гена кивнул. Около суда толпился народ. Пришли родственники, знакомые, друзья. Парни поздоровались. В зале они сели на скамью подсудимых. В окна заглядывали пацаны. Ребята в ответ на их веселые лица кивали. К окнам подошли взрослые. Пацаны, улыбаясь, махали перед окнами руками, будто подсудимым сейчас не срок дадут, а торжественно вручат почетную грамоту. В зал вошла молодая женщина. Села на соседнюю скамейку и сказала: – Петров, я защитник из Тюмени. Я только с поезда. Кон приехать не смог. Уехал по срочному делу. Меня зовут Валентина Михайловна Седых. Я сейчас полистала твое дело. Скажи, с чем ты не согласен? Садись ко мне. Глаз пересел. Они отвернулись от конвойного. Что ей говорить? Она и дело, наверное, в руках не держала. Глаз сказал: – Валентина Михайловна, я не был участником кражи старозаимской школы. И еще, меня менты прострелили, когда я в побег ходил. Хочу, чтоб их тоже наказали. – Хорошо, — сказала защитник, — не беспокойся, я на суде сориентируюсь. Про наказание конвоя ничего обещать не могу. Седых ушла, а Глаз подумал: «Вот Кон сказал, что берется меня защищать. А сам не приехал. Срочное дело. Конечно, за это срочное дело ему больше заплатят. Ну и Бог с ним. А может, вообще отказаться от адвоката? Сам себя буду защищать. Да нет, если даже я откажусь, все равно защищать будет. Малолеток положено защищать, даже если они откажутся от защитника. Так все говорят. Ну пусть. Может, и правда чем-нибудь поможет». Защитником у Роберта и Гены была Барсукова. Она тоже поговорила с ними и вышла. Зал постепенно наполнялся людьми. Родители сели ближе к сыновьям. В зал вошли члены суда. На этот раз суд — новый. Судья — лысый, лет сорока пяти, крепкий, по фамилии Малевин. Народные заседатели — средних лет мужчина и женщина. Лишь государственный обвинитель был тот же — маленький горбатый прокурор. Председательствующий встал и спросил, есть ли отводы суду. Отец Глаза вновь сидел на второй скамейке у окна. Он встал. – Отвод есть. Я не согласен с государственным обвинителем. В прошлый суд он необъективно подошел к делу. Я делаю прокурору отвод. – Суд удаляется на совещание, — сказал судья, и он с народными заседателями покинул зал. Минут через десять суд вернулся. Председательствующий объявил: – Мы рассмотрели отвод прокурора родителем Петрова и не нашли его убедительным. Государственным обвинителем в суде остается младший советник юстиции Сачков. Судебное расследование началось с разбойного нападения на гражданина Герасимова. Подсудимые не отрицали своей вины. Гена Медведев удар палкой взял на себя, и скоро расследование закончилось. Второе преступление — кражу трех магнитофонов и одного проигрывателя из старозаимковской школы — суд расследовал тоже быстро. Гена Медведев преступление взял на себя. Председательствующий понимал, что кража совершена втроем, но какая ему разница. Прямых свидетелей по этим преступлениям не было. Подошел обед. Подсудимых свозили в КПЗ, там они подкрепились, и после обеда судебное расследование возобновилось. По третьему преступлению — краже спортивного кубка из омутинковской школы — проходил свидетель. – Пусть войдет, — сказал председательствующий. В зал несмело вошла низкорослая пожилая женщина. Она расписалась за дачу ложных показаний, и судья спросил ее: – Кого из подсудимых знаете? Женщина испуганно посмотрела на подсудимых, взгляд перевела на судью и сказала: – Нет, я из них никого не знаю, спаси меня Господь. – А как же вы свидетелем оказались? – Я в омутинской школе техничкой работаю. И первая заметила, что в школе стекло выставлено и нет клубка. – Что же вас в свидетели включили? — сказал судья. — Идите, вы свободны. Женщина торопливо покинула зал. Часто преступления совершаются без свидетелей. А когда преступники предстают перед судом, свидетели находятся. Они и о преступлении знают понаслышке, но следователь допрашивал их и включил в обвинительное заключение. Последнее преступление — побег Глаза. — начал расследовать судья. Глаз подробно рассказал, как он совершил побег, и судья пригласил свидетеля. Вошел в гражданской одежде младший лейтенант Чумаченко. Он расписался за дачу ложных показаний и коротко рассказал, как Глаз совершил побег. У судьи вопросов к Чумаченко не было, зато у Глаза их много. – Скажите, после того, как вы стреляли в воздух, вы целились в меня из автомата и нажимали ли на спусковой крючок? – Нет. После выстрела за тобой побежал Колесов. – У вас зрение и слух хорошие? – Хорошие. – Вы видели, что в побег пошел малолетка? – Нет. Я видел только твою спину. Я не знал, что бежишь ты. – А вы слышали, что я крикнул: «Не стрелять — бежит малолетка»? – Нет, я не слышал. – После того как я побежал и вы выстрелили в воздух, вы стали в меня целиться и нажали на спусковой крючок. Выстрела, правда, не последовало. Автомат заклинило. Об этом, гражданин судья, мне этапники рассказывали. Почему следователь особого отдела не взял у них показания? – Садись, Петров, — сказал судья и обратился к Чумаченко: — У меня вопросов нет. Пригласите Колесова. Вошел Колесов в гражданской одежде. Расписался за дачу ложных показаний и о побеге Глаза рассказал так же, как и Чумаченко. У судьи и к Колесову вопросов не было. Тогда вопросы стал задавать Глаз. – У вас зрение и слух хорошие? – Хорошие. – Вы видели, что в побег пошел я? – Я не знал, кто бежит. Я не видел твоего лица. А по спине определить не смог. – Прежде чем побежать, я толкнул вас в плечо и крикнул: «Не стрелять — бежит малолетка». Вы что, не слышали этого крика? – Нет, не слышал. – И что, и в плечо вас не толкал? – Нет, не толкал. – Гражданин судья, он внаглую врет. Он расписался за дачу ложных показаний. Тогда, на этапе, он нарушил закон, стрелив в меня, и сейчас нарушает. Его дважды можно привлекать к уголовной ответственности. – Петров, сядь. Колесов, вы свободны. Колесов пошел на выход, а Глаз не сел и продолжал говорить: – Милиции, значит, можно нарушать законы, и им ничего не будет. Он знал, что я малолетка, но стрелил в меня. А сейчас врет… – Петров, я кому говорю, садись. – Почему вы мне, гражданин судья, не даете сказать? Вы все заодно… – Петров, — снова перебил Глаза, судья, — я кому говорю, сесть. А не то сейчас выведут из зала и без тебя закончим суд. – Можете выводить. Что за честное советское правосудие, если менты врут, как сивые мерины, а вы слово сказать не даете. Глаз сел. Судья объявил: судебное расследование закончено. Перерыв до завтра. Посетители пошли на выход. Судья задержался. Проходя мимо Глаза, нагнулся и, сдавив его руку ниже локтя, в самое ухо сказал: – Ты не расстраивайся, я ничего не могу сделать. Глаз посмотрел на судью, тот улыбнулся и пошел к дверям. В камере Глаз подробно рассказал, как шел суд. После оправки он лег и стал думать, что бы ему завтра выкинуть в знак протеста. Поначалу захотелось, когда прокурор начнет обвинительную речь, соскочить со скамейки и кинуться на него, повалить горбуна и стиснуть зубами прокурорскую глотку. Прокурор — олицетворение несправедливости. О! Глаз представил, как он жмет зубами кадык прокурора и тот хрипит. Подбегают менты, пистолетом разжимают зубы и стаскивают с прокурора. Прокурора с перекушенной глоткой отвозят в больницу. На судью у Глаза злобы не было — он подошел, сжал руку и сказал, что не в силах вести суд по справедливости. Но прокурор, падла, молчал. Он видел беззаконие и не подал протест. «А может, не надо прокурору в глотку вцепляться? Десять-то не дадут. А если я перекушу горбуну кадык, еще раз будут судить и точно припаяют червонец. Как быть? А-а, лучше завтра в последнем слове прочитаю отрывок из стихотворения Лермонтова «На смерть поэта». В глаза им брошу эти строки, и они поймут, что словами Лермонтова я говорю о них: А вы, надменные потомки Известной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов! Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи! Таитесь вы под сению закона, Пред вами суд и правда — все молчи!.. Глаз, лежа на нарах, мучительно думал, как ему завтра поступить? Утром суд возобновил работу. Судья сказал: – Вчера поступило заявление от отца подсудимого Петрова. Он просит, чтоб его сына направили на судебно-психиатрическую экспертизу, В детстве у него было огнестрельное ранение, и он считает, что у сына есть отклонения в психике и, прежде чем вынести приговор, его надо обследовать. Мы посоветовались и решили, что подсудимого Петрова ни на какую экспертизу направлять не надо. Я думаю, что у присутствовавших вчера не возникло сомнения, что Коля Петров психически ненормален. Он задает свидетелям правильные вопросы, хорошо ориентируется в уголовном кодексе, поэтому заявление оставляем без удовлетворения. Судья сел, предоставив слово прокурору. Обвинительная речь — длинная. Прокурор снова говорил, что, когда космические корабли бороздят просторы Вселенной, в стране есть преступники, которые не хотят строить светлое будущее всего человечества — коммунизм, и к ним надо безжалостно относиться. Прокурор запросил Глазу по всем статьям одиннадцать с половиной лет, не считая трех. Защитник Барсукова защищала сразу двоих. Выступала — вяло. Но вот взяла слово защитник Седых. Во время суда она мало задавала вопросов, а защитительную речь произнесла блестяще. Она ловко оправдывала Глаза по статье восемьдесят девятой и сказала, что статья девяносто шестая — кража спортивного кубка — должна отпасть, так как в 1967 году была амнистия. Последнее слово Глаз говорил один. Роберт и Гена отказались. Но и Глаз невнятно бормотал и скоро сел. Ребят увезли на обед, а после обеда Глаза и Роберта спарили наручниками и повезли на слушание приговора. Глазу и Роберту отшили статью восемьдесят девятую, а всем троим сняли девяносто шестую по амнистии. Приговор — справедлив: Глазу — восемь лет усиленного режима, Роберту — семь, а Гене — шесть. У Глаза и Роберта первое наказание — по три года — вошло в новый срок. До звонка Глазу оставалось шесть с половиной. В этот день он мало разговаривал с мужиками. Лежал на нарах и переживал. Хоть он и ждал, что ему примерно столько дадут, но все же до суда он был веселый. Срок — восемь лет — парализовал на некоторое время резвость Глаза. Надо теперь привыкнуть. Все же восемь лет. Глаз посчитал, сколько ему будет, когда освободится. Выходило двадцать три с половиной. Вера, конечно, к этому времени выйдет замуж. И у нее будет ребенок. «Эх ты, Вера, Верочка, я тебя потерял. Никогда ты не будешь моей. Но ничего, может, она к этому времени и не выйдет замуж. Ей тогда будет… так, двадцать два. Ведь не все же до двадцати двух выскакивают. Бывает, и в тридцать в первый раз замуж выходят. Конечно, она тогда будет не девушка. Да ведь она красивая, ее, конечно, возьмут замуж. Не просидит она до двадцати двух». Он закрыл глаза, представил Веру, и ему захотелось взять ее смуглую руку в свою. Но даже в мечтах его рука не может дотянуться до Веры. Он делает последнее усилие и вот… коснулся! Он держит в своей, он гладит Верину руку. Но Вера непроницаема, она не улыбается, она с удивлением смотрит на него. «Боже, — подумал Глаз, — когда же я наяву возьму тебя за руку?.. Верочка, — повторял он это имя как заклинание. — Вера!..» Когда он думал о Вере, в его мыслях не пробегало ни одного блатного слова. Так прошел день. Первый день после оглашения приговора. «Восемь лет, — подумал Глаз, проснувшись. — Ну и х… на вас. Отсижу». | |
Просмотров: 300 | Загрузок: 0 | |
Всего комментариев: 0 | |